Аристарх Гаутама проснулся с таким ощущением, словно всю ночь таскал мешки с картошкой. Ну, может, так оно и было, фиг его знает. Что снилось, не запомнил. Лежал, лежал. Вставать было лень.
Татхагата за стеной громко топал, гремел посудой и бодро орал дурным голосом Тома Уэйтса:
Ты — муха в моём пиве,
Ты — ключ, что мы забыли.
Ты такой же плохой, как и я.
Ты такой же плохой, как и я.
— Вот ведь неугомонный, — с завистью подумал Аристарх, — Хорошо быть архатом. Никогда не устаешь, никогда и ничего не надоедает, пусть ты даже полной херней занимаешься. Эх…
В животе что-то жалостливо сказало «у-у-у-у-й». Хотя есть совсем не хотелось. Но надо.
Аристарх сел на краю кровати, повздыхал еще немного, с тоской глянул в окно — опять облачно и без прояснений.
На кухне на полу отпечатался мокрый след босой ноги 50-го размера. Значит, соседушка и сюда уже заглянуть успел.
— АРИСТАРХ!!! — проорало за стеной голосом все того же Уэйтса, — Я у тебя соли одолжил чуток! И яиц тоже! И еще ветчины немного!! И перца!!! СПАСИБО, БРАТ!!!!!!!
— Угу, — кивнул Аристарх, заглядывая в холодильник. Из холодильника на него сиротливо смотрело одно яйцо, да полудохлый пакетик горчицы.
Аристарх еще раз тяжко вздохнул. Надо идти в магазин.
Он кое-как умылся, оделся, выпил стакан воды, чтобы в животе не урчало. Не помогло. Заурчало еще громче и требовательнее.
— Да сейчас, сейчас. Потерпи уже там.
На свежем воздухе немного попустило и настроение даже какое-то появилось. Аристарх прибавил ходу. И чем быстрее шел, тем легче становилось на душе, словно он эти мешки с картошкой по одному сбрасывал с плеч.
В магазине набрал всяких ништяков. Пришел домой, нажарил омлета целую сковородку, сыром сверху присыпал, да с приправкой итальянской, да с помидорками свежими, да с базиликом. Просто tutto buonissimo!
После плотного завтрака живот перестал урчать и мирно затих, а силенок в теле явно прибавилось.
Аристарх вышел на балкон. Солнце уже чуток проклюнулось сквозь пелену облаков. Тоже ништяк! Мир явно подобрел.
— А не сыграть ли мне на барабане? — подумал Аристарх.
Где-то в шкафу пылился без дела настоящий африканский джембе, подаренный несколько лет назад. Большой и красивый, с рисунками, похожими на сиськи, и затейливым орнаментом.
Сказано — сделано! Аристарх выудил барабан из шкафа, очистил от пыли и сушеных мух, подтянул, что где надо, настроился мысленно. И ка-а-а-к даст жару! Вернее, это ему так показалось. На деле же все это было похоже на бестолковый грохот на весь дом.
Соседка снизу тут же замолотила палкой по батарее, словно только и ждала этого момента и была наготове. Орала, как все ее достали, какие все сволочи и дебилы конченные. Ну и милицию с собаками тоже, разумеется, грозилась вызвать.
Аристарх натолкал в барабан старых тряпок. Стало заметно тише, но все равно громко. Тогда он запихал инструмент в рюкзак и отправился в лес.
В лесу можно было греметь, сколько хочешь, никто и слова не скажет. Аристарх отрывался, аж глаза закатил от кайфа. Когда уже умаялся, откинулся спиной на ствол дерева, выпустил из рук барабан и счастливо выдохнул:
— Ваще ништяк!
— Кхм… — кашлянул кто-то вежливо в сторонке.
Аристарх лениво повернул голову и обомлел: об соседнее дерево облокотился плечом натуральный медведь. Он стоял на задних лапах, ковырял в зубах щепочкой и смотрел на Аристарха с интересом. Не в плане пожрать, а просто так.
— Я дико извиняюсь, — наконец сказал медведь, — Но вы действительно считаете, что вот эта ваша игра заслуживает определения «ништяк»?
— Дык, елы-палы! Кайфово же! — ответил Аристарх.
— Ну да, ну да… И все же, гораздо круче, когда играешь осознанно, а не лупишь со всей дури как попало. Вот смотрите.
И медведь подобрал барабан. В его лапах он выглядел гораздо меньше, чем казался. Медведь уселся на землю, положил барабан между ног, как заправский африканец, прикрыл на минутку глаза и начал наигрывать что-то.
Сначала неспешно, словно разогревался, потом все сильнее и задорнее. Звуки, которые он извлекал из барабана, заставляли двигаться уже сами по себе. Было в них что-то такое первобытное и дикое, но вместе с тем и музыкальное, ритмичное и в натуре кайфовое.
Аристарх и сам не заметил, как пустился в пляс. Скинул рубаху, штаны и ботинки, остался лишь в труселях.
Словно блаженный он прыгал, кружился, топал ногами и орал что-то неразборчивое. Руки сами собой разлетались в разные стороны, голова тряслась — в общем, полный крейзи.
Наконец, барабан затих. Аристарх без сил упал на землю и тяжко дышал. Но глаза его все еще были сумасшедшие и широко раскрытые.
Медведь аккуратно поставил барабан рядом с ним на землю, вежливо кашлянул и утопал в лес.
Когда Аристарх, не помня как, вернулся домой, то первым делом выпил целый графин воды. Отдышался немного. Дрожащими руками поставил барабан обратно в шкаф. Потом упал в кресло и бестолково уставился в гладкую стену.
Из стены проявился Авалокитешвара, взмахнул перьями и сказал:
— Ага! Вижу по твоей ауре, что ты плясал сегодня и бесновался, как последний псих. Медведя встретил?
Аристарх кивнул.
— Это он тебе играл, а ты не мог остановиться?
— Да. Откуда ты знаешь? – удивился Аристарх.
Авалокитешвара усмехнулся, махнул всеми своими руками и растаял в воздухе, как дым.
Аристарх так и не понял, что хотел сказать Авалокитешвара. Да кто ж его поймет вообще. С одной головой уже проблема, а когда их столько — так и подавно. Ну его!
А барабан с тех пор так и стоит в шкафу и иногда светится синим светом. Да еще и сосед Татхагата как-то заявил по пьяни:
— В следующий раз, когда снова встретишь Кришну, скажи ему, чтоб зашел. Дело есть.
И что он имел в виду? Непонятно…
