Однажды жарким летним днем Аристарх Гаутама выпрыгнул из штанов, напялил плавки и побежал на речку купаться.
В реке уже плескались сисястые апсары, завлекая наивных прохожих и прочих ротозеев. На берегу валялись тушки местных аборигенов, обожравшихся пивом и шашлыками, дети орали, как резаные, а над всем этим плыл знакомый дух празднества и шаурмы, приправленный низкопробным шансоном. Все как всегда.
Аристарх не поддался на прелести апсар, затянул шнурок на плавках потуже, на всякий случай, и с разбегом и громким гиканьем плюхнулся в прохладные воды.
Плавать Аристарх любил. Бывало, заплывет в какую-нибудь заводь, заросшую травами и кувшинками, руки ноги раскидает в стороны и лежит себе на воде, будто сам большой лист. Кайф!
Пиявки и комары Аристарха не трогали почему-то. То ли брезговали, то ли опасались. И на том спасибо! А вот сом Иваныч приплывал иногда потрепаться за жизнь. Старый был, сам весь в пиявках и бородавках, но бодрый еще такой.
— Слышь, Аристарх, — спросил как-то Иваныч, отплевываясь от тины, набежавшей в широченную пасть, — Вот скажи-ка мне, как на духу, ты веришь во всякие там реинкарнации и прочую такую хрень? Веришь или нет, а?
— Дык, ёлы-палы! У меня сосед — сам Татхагата. Он миллион раз перерождался в разных ипостасях. Рыбой тоже бывал, между прочим, и не раз.
— Да ну?! — вылупил глаза Иваныч и стал похож на испорченного утопленника.
— Точно тебе говорю, — кивнул Аристарх уверенно.
Сом Иваныч пожевал толстыми губами и спросил, все еще сомневаясь:
— Так это что ж, значит, я тоже смогу когда-нибудь человеком вылупиться?
— Ну… Это… Тут уж как звезды лягут, Иваныч. Карма опять же. Если не попортишь ее, так может и человеком станешь. Хотя я тебе тут не советчик. У меня у самого карма хромая, на полпальца и кривой кружок деланная.
Сом Иваныч сделал мордой так — Хмм… — типа че-та понял, но видно, что ни черта не понял. Однако переспрашивать не стал. Ну, мало ли. Чтоб уж совсем дураком не выглядеть, ага.
Тут рядом апсарки мелкие повыныривали и давай слушать, раскрыв рты. А Аристарх уже вошел во вкус и заливался соловьем:
— Вот была у нас в городе история. Собралась тусовка архатов человек пятьсот во главе с самим Майтрейей. Дыму благовонного напускали — страсть! Барабаны там, трубы иерихонские, тарелочки звенящие, колокольчики — вот это вот все. Ну, чтоб эзотеричнее было, все как надо сделали. Сидят кружочком тесным, что-то бормочут на тарабарском, подзатыльниками обмениваются. Чудные ребята!
Обсуждали они там всякое хозяйство вселенское: кто какие звезды зажигал, кому в какое время править, где выгоднее черные дыры продать можно, почем нынче чистая карма (нулячая, неношенная), где круче — в рупалоке или арупалоке, и не стоит ли сократить кальпу до двух миллиардов лет, а то четыре — это как-то дофига.
И тут встает сам Майтрейя и говорит:
— А чего это мы Аристарха Гаутаму не пригласили? Непорядок. Срочно его сюда доставить! А если не согласится по-хорошему, заковать в цепи чугунные и палками гнать через весь город. Ууух, я ему!
Сом Иваныч еще сильнее вылупил глазенки, отчего стал похож совсем уж черт знает на кого страшного. Мелкие апсарки боялись жабрами пошевелить. И даже трава вокруг шелестеть перестала.
Аристарх набрал побольше воздуха, типа сейчас вот как расскажет Самое Главное И Жуткое. Лицо многозначительное состряпал. Паузу выдержал, как положено. А потом засмеялся на всю заводь речную:
— Да это ж байка!!! А вы уши развесили.
— Тююю… — выдохнул сом Иваныч, то ли с облегчением, то ли с сожалением.
Тем временем солнце забежало за тучи, по воде пошла мелкая рябь, и просто валяться стало уже не по кайфу. Аристарх попрощался с Иванычем, кивнул апсаркам и энергично поплыл обратно в сторону пляжа.
Народу там тоже заметно поубавилось. Мамаши с орущими детьми свалили. Пиво, шашлыки и шаурма закончились, тупой шансон заткнулся. Остались только вечно загорающие старухи, да уснувший пьяный, что застрял башкой между прутьев забора.
Аристарх скинул плавки, запрыгнул обратно в штаны и поплелся до дому неспешно, наслаждаясь моментом и ощущая летний кайф, как нечто воздушное и с детства знакомое, которое, однако, невозможно описать словами, а можно только чувствовать.
А сом Иваныч сидел в своей темной яме, отплевывался от тины и прикидывал, чем займется в следующей инкарнации, если все же доведется вылупиться человеком. И как, наверное, жутко неудобно ходить на двух плавниках. Ну, то есть, ногах или что там у них у человеков есть.
